Неточные совпадения
Слесарша. Милости
прошу: на городничего челом бью! Пошли ему
бог всякое зло! Чтоб ни детям его, ни ему, мошеннику, ни дядьям, ни теткам его ни в чем никакого прибытку не было!
Мы же немного
Просим у
Бога:
Честное дело
Делать умело
Силы нам дай!
Кутейкин. Из ученых, ваше высокородие! Семинарии здешния епархии. Ходил до риторики, да,
Богу изволившу, назад воротился. Подавал в консисторию челобитье, в котором прописал: «Такой-то де семинарист, из церковничьих детей, убоялся бездны премудрости,
просит от нея об увольнении». На что и милостивая резолюция вскоре воспоследовала, с отметкою: «Такого-то де семинариста от всякого учения уволить: писано бо есть, не мечите бисера пред свиниями, да не попрут его ногами».
Г-жа Простакова. На него, мой батюшка, находит такой, по-здешнему сказать, столбняк. Ино — гда, выпуча глаза, стоит битый час как вкопанный. Уж чего — то я с ним не делала; чего только он у меня не вытерпел! Ничем не проймешь. Ежели столбняк и попройдет, то занесет, мой батюшка, такую дичь, что у
Бога просишь опять столбняка.
— Знаю я, — говорил он по этому случаю купчихе Распоповой, — что истинной конституции документ сей в себе еще не заключает, но
прошу вас, моя почтеннейшая, принять в соображение, что никакое здание, хотя бы даже то был куриный хлев, разом не завершается! По времени выполним и остальное достолюбезное нам дело, а теперь утешимся тем, что возложим упование наше на
бога!
Упоминалось о том, что
Бог сотворил жену из ребра Адама, и «сего ради оставит человек отца и матерь и прилепится к жене, будет два в плоть едину» и что «тайна сия велика есть»;
просили, чтобы
Бог дал им плодородие и благословение, как Исааку и Ревекке, Иосифу, Моисею и Сепфоре, и чтоб они видели сыны сынов своих.
Иногда, когда опять и опять она призывала его, он обвинял ее. Но, увидав ее покорное, улыбающееся лицо и услыхав слова: «Я измучала тебя», он обвинял
Бога, но, вспомнив о и
Боге, он тотчас
просил простить и помиловать.
— Она очень
просила меня поехать к ней, — продолжала Анна, — и я рада повидать старушку и завтра поеду к ней. Однако, слава
Богу, Стива долго остается у Долли в кабинете, — прибавила Анна, переменяя разговор и вставая, как показалось Кити, чем-то недовольная.
— А эта женщина, — перебил его Николай Левин, указывая на нее, — моя подруга жизни, Марья Николаевна. Я взял ее из дома, — и он дернулся шеей, говоря это. — Но люблю ее и уважаю и всех, кто меня хочет знать, — прибавил он, возвышая голос и хмурясь, —
прошу любить и уважать ее. Она всё равно что моя жена, всё равно. Так вот, ты знаешь, с кем имеешь дело. И если думаешь, что ты унизишься, так вот
Бог, а вот порог.
В дальнем углу залы, почти спрятавшись за отворенной дверью буфета, стояла на коленях сгорбленная седая старушка. Соединив руки и подняв глаза к небу, она не плакала, но молилась. Душа ее стремилась к
богу, она
просила его соединить ее с тою, кого она любила больше всего на свете, и твердо надеялась, что это будет скоро.
Он молился о всех благодетелях своих (так он называл тех, которые принимали его), в том числе о матушке, о нас, молился о себе,
просил, чтобы
бог простил ему его тяжкие грехи, твердил: «Боже, прости врагам моим!» — кряхтя поднимался и, повторяя еще и еще те же слова, припадал к земле и опять поднимался, несмотря на тяжесть вериг, которые издавали сухой резкий звук, ударяясь о землю.
— А я понимаю, — отвечала maman, — он мне рассказывал, что какой-то охотник нарочно на него пускал собак, так он и говорит: «Хотел, чтобы загрызли, но
бог не попустил», — и
просит тебя, чтобы ты за это не наказывал его.
— А вот изволите видеть: насчет мельницы, так мельник уже два раза приходил ко мне отсрочки
просить и Христом-богом божился, что денег у него нет… да он и теперь здесь: так не угодно ли вам будет самим с ним поговорить?
Давно уже
просил я у
Бога, чтобы если придется кончать жизнь, то чтобы кончить ее на войне за святое и христианское дело.
— Нечего и говорить, что вы храбрая девушка. Ей-богу, я думал, что вы
попросите господина Разумихина сопровождать вас сюда. Но его ни с вами, ни кругом вас не было, я таки смотрел: это отважно, хотели, значит, пощадить Родиона Романыча. Впрочем, в вас все божественно… Что же касается до вашего брата, то что я вам скажу? Вы сейчас его видели сами. Каков?
— Я не веровал, а сейчас вместе с матерью, обнявшись, плакали; я не верую, а ее
просил за себя молиться. Это
бог знает, как делается, Дунечка, и я ничего в этом не понимаю.
«И многие из иудеев пришли к Марфе и Марии утешать их в печали о брате их. Марфа, услыша, что идет Иисус, пошла навстречу ему; Мария же сидела дома. Тогда Марфа сказала Иисусу: господи! если бы ты был здесь, не умер бы брат мой. Но и теперь знаю, что чего ты
попросишь у
бога, даст тебе
бог».
— Ну, так я вас особенно
попрошу остаться здесь, с нами, и не оставлять меня наедине с этой… девицей. Дело пустяшное, а выведут
бог знает что. Я не хочу, чтобы Раскольников там передал… Понимаете, про что я говорю?
— Значит, от убытка
бог избавил: на прошлой неделе ужасно
просил меня, чтобы как-нибудь тебе, Порфирий, отрекомендоваться, а вы и без меня снюхались… Где у тебя табак?
Катерина (кидаясь на шею мужу). Тиша, не уезжай! Ради
Бога, не уезжай! Голубчик,
прошу я тебя!
Борис (рыдая). Ну,
Бог с тобой! Только одного и надо у
Бога просить, чтоб она умерла поскорее, чтобы ей не мучиться долго! Прощай! (Кланяется.)
Как это вас
бог принес? по какому делу, смею спросить?» Я в коротких словах объяснил ему, что я поссорился с Алексеем Иванычем, а его, Ивана Игнатьича,
прошу быть моим секундантом.
— Лютов был, — сказала она, проснувшись и морщась. —
Просил тебя прийти в больницу. Там Алина с ума сходит. Боже мой, — как у меня голова болит! И какая все это… дрянь! — вдруг взвизгнула она, топнув ногою. — И еще — ты! Ходишь ночью…
Бог знает где, когда тут… Ты уже не студент…
— А — на что они, слезы-то
бога и дьявола о бессилии своем? На что? Не слез народ
просит, а Гедеона, Маккавеев…
«
Проси у
бога прощения за то, что поднял руку на меня, богоданную тебе мать!» Молиться я должен был вслух, но я начал читать непотребные стихи.
На другой день он послал узнать о здоровье. Приказали сказать: «Слава
Богу, и
просят сегодня кушать, а вечером все на фейерверк изволят ехать, за пять верст».
— Что вы все молчите, так странно смотрите на меня! — говорила она, беспокойно следя за ним глазами. — Я
бог знает что наболтала в бреду… это чтоб подразнить вас… отмстить за все ваши насмешки… — прибавила она, стараясь улыбнуться. — Смотрите же, бабушке ни слова! Скажите, что я легла, чтоб завтра пораньше встать, и
попросите ее… благословить меня заочно… Слышите?
— И слава
Богу, Вера! Опомнись, приди в себя немного, ты сама не пойдешь! Когда больные горячкой мучатся жаждой и
просят льду — им не дают. Вчера, в трезвый час, ты сама предвидела это и указала мне простое и самое действительное средство — не пускать тебя — и я не пущу…
— Вот, «дай
Бог!» девушке — своя воля! Ты не натолкуй ей еще этого, Борис Павлыч, серьезно
прошу тебя! Умен ты, и добрый, и честный, ты девочкам, конечно, желаешь добра, а иногда брякнешь вдруг —
Бог тебя ведает что!
— Сейчас же пойду, непременно набросаю очерк… — сказал он, — слава
Богу, страсть!
Прошу покорно — Савелий!
— Несчастия выйдут — это наверно… у меня кружится голова. Довольно мне с вами: я решился — и кончено. Только, ради
Бога,
прошу вас — не приводите ко мне вашего брата.
Твой чиновник врал мне
Бог знает что; но тебя не было, и я ушел, даже забыв
попросить передать тебе, чтоб ты немедля ко мне прибежал — и что же? я все-таки шел в непоколебимой уверенности, что судьба не может не послать тебя теперь, когда ты мне всего нужнее, и вот ты первый и встречаешься!
Лиза
попросила меня не входить и не будить мамы: «Всю ночь не спала, мучилась; слава
Богу, что хоть теперь заснула».
Нас
попросили отдохнуть и выпить чашку чаю в ожидании, пока будет готов обед. Ну, слава
Богу! мы среди живых людей: здесь едят. Японский обед! С какой жадностью читал я, бывало, описание чужих обедов, то есть чужих народов, вникал во все мелочи, говорил, помните, и вам, как бы желал пообедать у китайцев, у японцев! И вот и эта мечта моя исполнилась. Я pique-assiette [блюдолиз, прихлебатель — фр.] от Лондона до Едо. Что будет, как подадут, как сядут — все это занимало нас.
Некоторые из этих дам долго шли за нами и на исковерканном английском языке (и здесь англичане — заметьте!)
просили денег
бог знает по какому случаю.
Тут бы следовало, кажется, говорить о деле, но губернатор
просил прежде отдохнуть,
бог ведает от каких подвигов, и потом уже возобновить разговор, а сам скрылся. Первая часть свидания прошла, по уговору, стоя.
Это костромское простодушие так нравилось мне, что я Христом
Богом просил других не учить Фаддеева, как обращаться со мною.
Вина в самом деле пока в этой стороне нет — непьющие этому рады: все, поневоле, ведут себя хорошо, не разоряются. И мы рады, что наше вино вышло (разбилось на горе, говорят люди), только Петр Александрович жалобно по вечерам
просит рюмку вина, жалуясь, что зябнет. Но без вина решительно лучше, нежели с ним: и люди наши трезвы, пьют себе чай, и, слава
Богу, никто не болен, даже чуть ли не здоровее.
— А куда
Бог приведет. Работаю, а нет работы —
прошу, — закончил старик, заметив, что паром подходит к тому берегу и победоносно оглянулся на всех слушавших его.
— Да, вы можете надеяться… — сухо ответил Ляховский. — Может быть, вы надеялись на кое-что другое, но
богу было угодно поднять меня на ноги… Да! Может быть, кто-нибудь ждал моей смерти, чтобы завладеть моими деньгами, моими имениями… Ну, сознайтесь, Альфонс Богданыч, у вас ведь не дрогнула бы рука обобрать меня? О, по лицу вижу, что не дрогнула бы… Вы бы стащили с меня саван… Я это чувствую!.. Вы бы пустили по миру и пани Марину и Зосю… О-о!..
Прошу вас, не отпирайтесь: совершенно напрасно… Да!
— Хиония Алексеевна… ради
бога… Хотите, я вас на коленях буду
просить об этом!
— Я тебя
просил Христом-Богом в Чермашню съездить… на день, на два, а ты не едешь.
Други мои,
просите у
Бога веселья.
— Страшный стих, — говорит, — нечего сказать, подобрали. — Встал со стула. — Ну, — говорит, — прощайте, может, больше и не приду… в раю увидимся. Значит, четырнадцать лет, как уже «впал я в руки
Бога живаго», — вот как эти четырнадцать лет, стало быть, называются. Завтра
попрошу эти руки, чтобы меня отпустили…
— А то я молитвы читаю, — продолжала, отдохнув немного, Лукерья. — Только немного я знаю их, этих самых молитв. Да и на что я стану Господу
Богу наскучать? О чем я его
просить могу? Он лучше меня знает, чего мне надобно. Послал он мне крест — значит меня он любит. Так нам велено это понимать. Прочту Отче наш, Богородицу, акафист всем скорбящим — да и опять полеживаю себе безо всякой думочки. И ничего!
Да, во-первых, силы
Бог не дал; во-вторых, робость разбирала, а в-третьих, наконец, как себе место выхлопотать, кого
просить?
— Очень нужно мне… Слушай, Николай Еремеев, — заговорил Павел с отчаянием, — в последний раз тебя
прошу… вынудил ты меня — невтерпеж мне становится. Оставь нас в покое, понимаешь? а то, ей-богу, несдобровать кому-нибудь из нас, я тебе говорю.
А в последнюю-то ночь, вообразите вы себе, — сижу я подле нее и уж об одном
Бога прошу: прибери, дескать, ее поскорей, да и меня тут же…
Всякий раз, когда вступаешь в лес, который тянется на несколько сот километров, невольно испытываешь чувство, похожее на робость. Такой первобытный лес — своего рода стихия, и немудрено, что даже туземцы, эти привычные лесные бродяги, прежде чем переступить границу, отделяющую их от людей и света, молятся
богу и
просят у него защиты от злых духов, населяющих лесные пустыни.
— Вера, — начал Павел Константиныч, — Михаил Иваныч делает нам честь,
просит твоей руки. Мы отвечали, как любящие тебя родители, что принуждать тебя не будем, но что с одной стороны рады. Ты как добрая послушная дочь, какою мы тебя всегда видели, положишься на нашу опытность, что мы не смели от
бога молить такого жениха. Согласна, Вера?